<< Назад  |   Оглавление  |   Далее >>

Три коварные ловушки на пути к иностранному языку и как в них не угодить

Лекция 12. Дидактика — наука, которой не существует

Дорогие коллеги!

Представьте себе, что вас пригласили сыграть роль Гамлета в пьесе Шекспира (пусть пока на русском языке). Вы с готовностью согласились, и теперь вам предстоит выучить текст своей роли. Будете ли вы ради разучивания текста записываться на какие-то курсы или нанимать репетитора? Будете ли вы искать хорошего преподавателя с большим стажем, который в совершенстве владеет Шекспировским слогом? — Нет, пожалуй, не будете. В таком преподавателе, очевидно, нет абсолютно никакой надобности.

В самом деле, давайте подумаем, как могли бы проходить ваши учебные занятия. Ну, допустим, преподаватель продемонстрирует вам свои блестящие знания. Допустим, он продиктует или даже выпишет на доске слова Гамлетовской роли. Допустим, он проследит, чтобы вы переписали их себе в тетрадку и поставит вам оценку за аккуратность почерка. Ну и что? Как это вам поможет? Никак! Каким бы искусным ни был ваш преподаватель, как бы хорошо он ни знал свой предмет, он не может передать вам своих знаний, не может взять их из своей головы и вложить их в вашу голову. Ваши знания и ваши умения есть результат исключительно вашего собственного опыта, вашего собственного труда, и никто, кроме вас, этот труд проделать не может. Вместо того чтобы ходить на занятия к преподавателю, гораздо полезнее было бы посмотреть «Гамлета» в театре или хотя бы найти записи постановок этой пьесы в YouTube.

Но разве не так же обстоит дело, когда мы хотим овладеть иностранным языком? Тут тоже речь идет о том, чтобы усвоить определенный объем информации и научиться воспроизводить ее на уровне автоматизма. Почему так много людей искренне верят, что в языковых курсах есть какой-то толк? Почему у них возникает желание переложить заботу о достижении собственных целей на какого-то преподавателя?

Очевидно потому, что эти люди не умеют сами организовывать свое время, не умеют предъявлять сами к себе требований и контролировать их выполнение. Образовательная услуга, которую они покупают, состоит в том, что кто-то посторонний заставляет их хоть что-то предпринять для собственного развития, так как сами они подвигнуть себя на это не в состоянии. Они платят деньги за контроль над собой, за ущемление своей свободы, поскольку сами не умеют ею распоряжаться. Они тешат себя иллюзией, что, отдав деньги и поступившись своей свободой, они получат взамен знание языка.

Можно сказать еще и так: слаб человек. Слишком легко поддается он всяким пагубным искушениям и соблазнам. Едва он только осознает, какой громадный труд ему предстоит проделать, как он тут же начинает искать какие-то лазейки, какие-то обходные дорожки, которые бы привели к желаемому результату без особого напряжения сил.

При этом не надо забывать, что нашего слабого человека с малолетства — и в школе, и в институте — настойчиво отучали от всякого проявления самостоятельности и инициативы. Вдобавок реклама, в окружении которой он живет, усиленно внушает ему: Не вздумай сделать что-нибудь сам! Доверься профессионалам! Мы знаем секреты. Ты и сам не заметишь, как через пару месяцев свободно заговоришь на иностранном языке!

Ну, как тут можно устоять! Как хочется верить, что реклама — это само воплощение правдивости! Слабый человек думает: «Раз они профессионалы, то им видней, они лучше знают», — и попадает в расставленную ему ловушку.

На самом деле, давайте скажем прямо: никаких профессиональных секретов у преподавателей нет. Мы достаточно много лет имели с ними дело, чтобы знать их как облупленных. Наука, которая призвана изучать процесс обучения, называется дидактикой. Она, пожалуй, могла бы быть очень полезной и увлекательной областью знания, но, к сожалению, она финансируется теми же самыми министерскими чиновниками, которые взрастили этого жуткого монстра — систему государственного образования. Поэтому в реальности единственная задача дидактики заключается в том, чтобы «научно обосновать» тот лицемерный абсурд, которым пропитана жизнь государственных образовательных учреждений. Дидактика — это такая же, с позволения сказать, «наука», какими были в свое время марксизм-ленинизм и научный коммунизм. Для молодого поколения, которому слова «марксизм-ленинизм», пожалуй, ничего не скажут, надо пояснить, что это были самые главные дисциплины, изучаемые в советских вузах: они подводили «незыблемый научный фундамент» под весь тогдашний социалистический строй (что, впрочем, не спасло его от полного фиаско).

Кто-нибудь когда-нибудь слышал об открытиях, сделанных наукой дидактикой? — Нет, никаких открытий за этой наукой не числится. Дорогие коллеги, пожалуйста, потратьте пару минут на то, чтобы найти в интернете какой-нибудь вузовский учебник по дидактике и прочитать оттуда наугад несколько предложений. У вас невольно возникнет ощущение, что вы читаете полную галиматью, абсолютно пустое словоблудие. Доверьтесь вашим чувствам: они вас не обманывают — это так и есть. И вот, те люди, которые, будучи студентами, проштудировали эту галиматью и сдали по ней экзамен, теперь на этом основании называют себя профессионалами и требуют, чтобы вы им доверились!

В рекламе некоторых языковых курсов утверждается, что они якобы следуют методам, которыми пользовался какой-нибудь знаменитый полиглот, освоивший десять, а то и двадцать иностранных языков. Это, прямо скажем, не совсем научный подход, потому что, для того чтобы судить об эффективности методов, надо еще, как минимум, поделить число языков на время, потраченное на их освоение. Если человек по роду своих занятий с утра до вечера только и делает, что практикует различные языки, то не удивительно, если к пятидесяти годам он более или менее сносно освоит из них десяток-другой. Однако, за неимением настоящей науки, нам ничего не остается делать, как ориентироваться на полиглотов. И вот что примечательно: ни один полиглот не учит языки на курсах, никто из них не пользуется услугами преподавателей, все они осваивают языки самостоятельно — в том числе и такие полиглоты, которые сами занимаются преподаванием. Помните об этом, когда вас будут заманивать на какой-нибудь курс, основанный на методике какого-нибудь полиглота.

Кстати, вот вам один из самых лучших способов овладеть каким-либо предметом (любым!): займитесь его преподаванием! И если вас пока не приглашают в университет на должность профессора или доцента, то вы всегда можете открыть образовательный канал на Youtube или, по старинке, написать учебник.

Давайте теперь пофантазируем о том, чтó могло бы быть написано в учебнике по дидактике, если бы это была настоящая наука. Начнем с обучения маленьких детей. Маленький ребенок пяти-шести лет еще, разумеется, не может выучить самостоятельно не то, что роль «Гамлета», но и простой детский стишок, вроде «Мухи-Цокотухи». Поэтому методика преподавания заключается в том, что родители декламируют:

— Муха, Муха-Цокотуха!

А ребенок повторяет за ними:

— Муха, Муха-Цокотуха!

И так — каждую строчку, от начала до конца, несколько раз в течение двух-трех дней. Потом ребенок может уже попробовать самостоятельно прочитать всё стихотворение, но родители, конечно, должны всё еще ему подсказывать и поправлять его.

Назовем подобный способ обучения полным или родительским, потому что, как правило, никто, кроме родителей, так много времени на ребенка тратить не будет — ну, разве что бабушки и дедушки. Этот способ характеризуется теснейшим взаимодействием обучающего и обучаемого в каждый момент учебы. Если только обучающий перестает быть непосредственным участником процесса, всякая учеба прекращается. Разумеется, в таком режиме можно не только разучивать с детьми стихи, но и обучать их чтению, письму, счету, рисованию, музыке. Это называется: родители занимаются своими детьми.

Про детей, с которыми родители занимаются, говорят, что они способны. Они легко усваивают школьную программу, и школьные учителя с гордостью называют их лучшими своими учениками. Напротив, дети, с которыми родители не занимаются, скажем откровенно, плохо поддаются обучению в школе, и это совершенно не зависимо от того, какая система развивающего обучения там принята: будь то система Занкова, Эльконина или еще какого-либо корифея педагогической мысли.

Особая прелесть родительского обучения заключается в том, что оно очень часто не требует специально выделенного времени: им можно заниматься как бы между прочим, параллельно с чем-то другим: готовя обед, прибираясь в квартире, гуляя по парку или по дороге в детский сад и обратно. Если родители хорошо владеют иностранным языком, они могут ненавязчиво приобщить к нему и ребенка. Да, собственно, и родным языком человек овладевает не иначе как в результате родительского обучения, причем успех обусловлен именно тем, что учеба происходит в ходе прочих житейских дел. Если бы родители занимались с ребенком родным языком на каких-то отдельных уроках, а в остальное время общались бы с ним исключительно жестами, то ребенок освоил бы в конце концов не разговорную речь, а именно язык жестов.

Родительское обучение очень плодотворно и эффективно, но, увы, это не то, что нам могут предложить за разумную цену профессиональные педагоги-преподаватели. В школах, в институтах, на всевозможных курсах практикуется другой способ обучения, который по праву можно было бы назвать ритуальным или — несколько более грубо — фуфловым.

Чтобы быстро уловить всю суть фуфлового обучения, давайте вообразим себе ребенка, которого надо научить, что переходить улицу можно только на зеленый свет, а на красный нужно стоять на тротуаре. Давайте сравним, как к этой дидактической задаче подойдут родители и школьные учителя. Я, разумеется, сейчас не буду вам это подробно расписывать, потому что, дорогие коллеги, вы и сами это прекрасно знаете. Достаточно лишь упомянуть, что если в школе на контрольной работе ученик напишет, что на красный свет нужно быстренько прошмыгнуть среди мчащихся мимо машин, то ему поставят двойку и на этом учебная тема будет полностью исчерпанной. Разве что строгий педагог вызовет в школу родителей и потребует, чтобы они занялись, наконец, своим ребенком, а не то ему грозит остаться на второй год.

Дорогие коллеги, если у вас есть дети и вы отвели их в школу, то вы, разумеется, не будете полагаться на то, что их там научат переходить улицу. Вы научите их этому сами. Вы прекрасно понимаете, что школьные занятия по переходу улицы, хотя они и есть в учебной программе, — это всё очень несерьезно, это всё только понарошку. Но если профессиональные педагоги в принципе не способны по-настоящему научить ребенка даже таким элементарным вещам, то что от них вообще можно ожидать? Какие, например, у нас есть основания полагать, что в школе (или на курсах) можно по-настоящему выучиться иностранному языку? Ведь успешное общение с иностранцами требует несравненно более многочисленных и тонких навыков, чем переход через улицу.

Давайте задумаемся над вопросом: В чем подлинный смысл преподавательского труда? Какой продукт вырабатывается в результате профессиональной преподавательской деятельности? Очевидно, что таким продуктом вовсе не являются новые знания в головах учеников. Ведь если преподаватель озвучил на уроке какую-то информацию, то отсюда еще совершенно не следует, что ученики ее усвоили. Во-первых, информация может быть не такого характера, чтобы ее можно было усвоить слету. Во-вторых, ученики могут просто витать в своих мыслях или же переписываться друг с другом с помощью смартфонов. Но это ни коим образом не означает, что труд преподавателя пошел насмарку. Продукт всё равно произведен — пусть даже ни один из учеников не услышал (или не понял) ни одного слова, произнесенного преподавателя. Продукт состоит в том, что отныне с учеников можно спрашивать пройденный материал — в том числе и с тех, кто вообще пропустил урок по болезни. И как уж теперь этот материал попадет к ним в голову, — это не его, преподавателя, забота. Пусть читают учебники или нанимают репетитора, раз уж не уловили слету.

Таким образом, преподаватель фактически производит на уроках не что иное, как требования к ученикам. Этот сугубо нематериальный продукт вырабатывается посредством некоего ритуального действия. Пока ритуал не совершен — спрашивать с учеников ничего нельзя, иначе те с праведным негодованием затянут песню: «Это мы не проходили, это нам не задавали». Зато по окончании всех ритуалов — извольте пройти тест или сдать экзамен. Ритуал заключается в символической передаче знаний от учителя к ученикам: обычно это просто озвучивание определенных текстов — часто в форме диктанта, чтобы ученики могли записать их в свои тетрадки. Если бы учеба проходила не символически, а по-настоящему, то знания оказывались бы не в тетрадках, а непосредственно в головах учеников, но как раз туда-то положить их преподаватель не может и поэтому вынужден совершать имитационные действия.

Справедливости ради надо сказать, что если передаваемые знания малы по объему и совсем уж элементарны — типа «переходить улицу можно только на зеленый сигнал светофора», — то наиболее одаренные ученики способны улавливать их слету. Но пусть, скажем, в голове у ученика должно оказаться всего лишь какое-нибудь стихотворение из двух четверостиший. Тогда ритуал передачи знаний, разыгрываемый на уроках, оказывается совершенно неэффективен. Чтобы выучить наизусть хотя бы короткое стихотворение, нужно уединиться и сосредоточиться. Вся обстановка классной комнаты и в первую очередь сам преподаватель, постоянно оттягивающий внимание на себя, стали бы тут только серьезной помехой. Это тем более так, если усвоению подлежит более объемный и сложный материал, необходимый, например, для овладения иностранным языком.

Ради простоты изложения я говорил до сих пор о передаче знаний, но и с передачей навыков дело обстоит точно так же. Простейшие навыки, вроде распознавания букв и чтения по складам, могут быть отработаны на уроках в начальной школе. Но если речь идет о беглом чтении или о говорении на иностранном языке, то все упражнения, делаемые на уроках, опять-таки превращаются в чисто ритуальное действие, потому что для выработки устойчивого навыка требуется гораздо больше времени и совсем другая обстановка.

Преподаватели играют в нашей жизни примерно ту же роль, что и жрецы в первобытном обществе, которые устраивали магические обряды перед охотой. Те рисовали на земле зверя, которого планировалось убить, и брали на себя руководство символическим представлением, в ходе которого мужчины-охотники должны были вонзать в рисунок свои копья. Все были искренне убеждены, что успех охоты целиком определяется этим предварительным ритуалом. Участие в нем было обязательным, и тот, кто в нем не участвовал, к охоте не допускался. Никому в голову не могла прийти кощунственная мысль, что охотники вполне бы справились со своим делом и без всякого ритуала, что ритуал только отнимает ценное время их короткой жизни, а жрец — это всего лишь хитрый паразит, который дурит им голову и присваивает себе их заслуги, чтобы обеспечить самому себе почет, уважение, а главное — власть.

Мы привыкли этак свысока смотреть на первобытного человека и дивиться тому, что он, несмотря на катастрофически низкую производительность своего труда, половину времени проводил в непродуктивных, бессмысленных ритуалах. А того не замечаем, что и современный человек не намного лучше. Хотя он и получил в наследство от прошлых поколений высочайшую производительность труда, он использует этот дар не для того, чтобы зажить наконец здоровой, полноценной, счастливой жизнью, а для того, чтобы довести долю бессмысленных ритуалов до 99% и более. Мы, разумеется, не считаем, что расточаем свое время в ритуалах — тем более бессмысленных, — но ведь точно такого же мнения придерживался и первобытный человек, когда целыми днями плясал вокруг нарисованного зверя и вонзал в него свои копья.

Но вернемся к науке дидактике. Если бы такая наука существовала, то самый большой ее раздел был бы посвящен ритуальному (фуфловому) обучению, в котором она выделяла бы три следующих характерных признака.

Признак первый. Полная изолированность от всякой реальности. Мир школы, мир профессиональной педагогики — это замкнутый на себя мир, со своими внутренними законами и обычаями. Так называемая «передача знаний» происходит в обстановке, которая ничего общего не имеет с той обстановкой, где эти знания должны найти применения.

Признак второй. Успешность учебы выявляется с помощью экзаменов (тестов) и удостоверяется сертификатом государственного образца. Носитель сертификата получает весьма ощутимые социальные привилегии в реальной жизни за порогом школы. (Впрочем, некоторые коммерческие курсы выдают выпускниками лишь филькину грамоту, которая не предоставляет никаких привилегий.) Тест проходит еще в более строгой изоляции, чем учеба, еще более оторван от реальности. Принято считать, что тесты способны выявлять наличие знаний и навыков не проверяя их непосредственно, а по одним только косвенным признакам. Например, заключение о готовности ребенка самостоятельно переходить улицу может быть сделано на основании того, смог ли он перечислить цвета светофора в правильном порядке.

Признак третий. Преподаватель, будучи по сути жрецом, не несет никакой ответственности за результаты своей деятельности (подобно тому как священник, который крестит младенца, не отвечает за то, в какой мере этот обряд обеспечит малышу счастливую жизнь). «Передача знаний» осуществляется в символической, ритуальной форме и представляет собой, как правило, изложение требований, которые будут предъявлены ученику на экзамене. Основную массу материала ученики усваивают вне курсовых занятий во время подготовки к экзамену, движимые страхом получить плохую оценку — либо самостоятельно, либо с помощью родителей или репетитора.

Если мы стремимся к определенным привилегиям, то курс, основанный на ритуальном обучении, может оказаться наиболее удобным средством достижения результата. Но если наша цель — освоить иностранный язык, то наивно думать, что на подобном курсе в нас вложат все необходимые знания. Нет, не вложат. Нас ожидает не меньший труд по сравнению с тем, как если бы мы осваивали язык самостоятельно: знания мы всё равно будем вкладывать в себя сами — только не те, какие нам нужны, не те, какие надолго останутся у нас в памяти, не тем способом, какой нам лучше подходит, и не в то время, когда нам это удобно.

К счастью, ритуальное обучение — это не единственная наша возможность. Давайте вспомним о родительском обучении. Мы, конечно, не можем вернуться обратно в свое детство, не можем обзавестись другими, иноязычными, родителями. Но, живя в век информационных технологий, мы можем очень неплохо сымитировать основные черты родительского обучения. Мы со всех сторон окружены устройствами для приема и передачи информации: компьютерами, смартфонами, мониторами, микрофонами, видеокамерами и т. п. Нажав всего несколько кнопок, мы легко можем превратить эти устройства в источники знаний, примеры для подражания и средства самоконтроля. Мы можем, как в детстве, во всякую минуту перенимать язык по ходу других повседневных дел — себе в удовольствие и на пользу.

До свидания, до новых встреч!