Образовательный проект Леонида Некина

Главная > Образование > Иностранные языки > ТЕХНОЛОГИЯ ОСВОЕНИЯ ИНОСТРАННОГО ЯЗЫКА >

<< Назад  |   Оглавление  |   Далее >>

Три коварные ловушки на пути к иностранному языку и как в них не угодить

Лекция четвертая. Если хотите чему-то научиться — ради бога, не пытайтесь это делать, как в школе!

Дорогие коллеги!

Нынешняя лекция носит факультативный характер. Она адресована тем, кто хочет глубже разобраться в сути вещей, но, в принципе, ее можно и пропустить, поскольку непосредственно об освоении иностранного языка мы сегодня говорить не будем.

В прошлый раз я попытался убедить вас, что учить иностранный язык в какой-то особой учебной обстановке — само по себе бесполезно. Вместо этого его надо сразу же использовать по назначению, интегрировав в собственную жизнь, то есть практиковать. И тогда возник вопрос, а как же мы можем практиковать язык, если мы его вначале не выучили. В качестве подсказки я привел было пример с разучиванием таблицы умножения, однако в моих рассуждениях выявились противоречия.

С одной стороны, я представил дело так, что разучивание таблицы умножения — это не только безрадостное, но и абсолютно бессмысленное занятие, которое никак не способствует умению решать арифметические примеры. А с другой стороны — спрашивается, почему же тогда во всех школах всего мира маленьких детей заставляют это делать? Значит, в этом должен быть всё-таки какой-то очень мощный резон?

И такой мощный резон в самом деле есть. Правда, лежит он далеко в стороне от всего, что связано с обучением. Дело в том, что обеспечение детей знаниями — это не единственное предназначение школы, и притом далеко не самое главное — во всяком случае, если судить по тому, что справляется она с этой задачей из рук вон плохо. У школы есть и другие очень важные социальные функции, которые она, наоборот, выполняет на удивление хорошо.

Вообще-то, обязательное всеобщее образование — это сравнительно новое изобретение человечества, которое получило распространение лишь последние сто, ну, может быть, двести лет. До этого люди на протяжении тысячелетий обходились как-то без него. Справедливо считается, что оно имеет непосредственное отношение к научно-техническому прогрессу — к тому, что человеческий труд всё больше и больше подменяется работой машины. Однако еще и сегодня в беднейших странах Азии и Африки, как и двести лет назад в Европе, дети не ходят в школу, а работают наряду со взрослыми, хотя и за гораздо меньшую плату.

Как известно, детский труд и бедность населения тесно связаны между собой. Одно порождает другое. Корень зла в том, что детский труд очень дешев. Он неизбежно тянет за собой вниз и рыночную стоимость всех остальных рабочих рук. Семья, в которой работают только папа и мама, уже не может свести концы с концами. Единственная возможность выжить для них заключается в том, чтобы нарожать побольше детей и отправить их как можно раньше на заработки. В результате предложение на рынке труда еще больше возрастает, а рабочие руки еще больше дешевеют.

Чтобы разорвать этот порочный круг, бедные страны, если они хотят стать богатыми, должны прежде всего искоренить у себя детский труд. Тут мало принять запретительные законы — нужно еще обязательно проконтролировать их выполнение. Но нельзя же к каждому ребенку приставить полицейского, который бы следил за тем, чтобы тот, не дай бог, не занялся каким-нибудь полезным трудом. Проще всего согнать кучу детей в одно место под наблюдение одного-единственного надзирателя. А поскольку детей надо чем-то занять, то пусть уж они занимаются учебой. Поэтому место, куда сгоняют детей, принято называть школой, а надзирателей — учителями.

Запрет детского труда чрезвычайно благотворно сказывается на эффективности производства. Работодатели, столкнувшись с удорожанием рабочей силы, принимаются усиленно искать менее затратные технологические решения, и это в конечном счете ведет к созданию высокопроизводительных машин, к мощному научно-техническому прогрессу.

Таким образом, обязательное всеобщее образование порождает благосостояние общества — но не потому, что школа учит детей чему-то полезному, а потому, что она не дает им работать, потому, что она лишает их возможности произвести что-то стоящее, что имело хотя бы копеечную цену. Именно в этом и заключается ее главная задача — задача, которая, разумеется, особо не афишируется. Ведь не можем же мы, в самом деле, отправляя детей в школу, напутствовать их такими словами:

— Милые детки, пока вы не подросли, вы являетесь лишними людьми в нынешней замечательной системе производственно-экономических отношений. Вы должны быть изолированы от всякого производительного труда, а потому — посидите пока тихонько в школе за партой и не выходите из классной комнаты без разрешения учителя.

Вместо этого мы пытаемся убедить детей в том, что сидение за партой составляет основное содержание их счастливого детства, а если они при этом будут еще хорошо учиться и примерно себя вести, то их большое счастье продолжится на всю последующую жизнь. Правда, дети не очень этому верят. У них возникает множество вопросов, на которые они не получают ответа. Например, они могут спросить:

Почему школьные знания, как правило, не пригодны для практического применения? Почему мы одиннадцать лет учимся русскому языку, но не так, чтобы уметь говорить красноречиво и убедительно? Почему мы постоянно попадаем в ситуации, когда мы не знаем, что сказать? Почему так часто случается, что мы не можем прийти к пониманию с теми, кто тоже как будто говорит по-русски? Почему после стольких лет учебы нас никто не берет на работу корректорами и редакторами? Почему из всего многообразия письменных жанров мы практикуем только школьное сочинение — жанр, который никогда и нигде не бывает востребован за стенами школы?

Почему после курса биологии мы не можем ни выращивать растения, ни ухаживать за животными, ни даже приготовить препарат для разглядывания бактерий в микроскоп? Зачем мы учимся решать задачи по физике и химии, если в быту такие задачи не встречаются, а на работу в качестве физика и химика нам всё равно не устроиться? Почему мы изучаем иностранный язык таким странным образом, что потом не можем ни читать книг на этом языке, ни понимать фильмов, ни общаться с иностранцами?

Зачем мы, вообще, что-то учим, если все знания всё равно забываются на следующий день после контрольной работы или экзамена?

Подобные вопросы можно задавать бесконечно. В этом же ряду стоит и вопрос, с которого мы, собственно, начали: зачем детей в школе заставляют заучивать наизусть таблицу умножения, хотя это бессмысленно? Ведь подлинное знание таблицы умножения появляется не от ее заучивания, а от ее применения.

На эти вопросы нет и не может быть ответа, пока мы исходим из того, что школа служит индивидуальным интересам каждого отдельного ребенка, что она призвана развивать его способности, снабжать полезными знаниями и так далее и тому подобное. Но ответы сразу же становятся очевидными, как только мы примем во внимание, что школьная учеба — это просто сильно растянутый во времени ритуал посвящения во взрослого — ритуал, призванный заполнить лишние годы нашей жизни преодолением всяких надуманных препятствий. Тогда становится понятно, что содержание школьной программы, учебные методики и качество преподавания не играют абсолютно никакой роли. Они должны удовлетворять лишь одному единственному критерию: в ходе всей своей многолетней учебы дети не должны приобрести никаких сколь-нибудь практичных знаний и навыков, которые бы позволили им преждевременно выйти на рынок труда.

С этой точки зрения, всякие бессмысленные занятия, вроде заучивания наизусть таблицы умножения, хороши как раз тем, что они бессмысленны. Они являются самыми идеальными наполнителями школьного учебного процесса.

Если мои рассуждения всё еще не кажутся вам убедительными, то сошлюсь на объективные данные педагогической науки. Практическая эффективность школьного образования уже 50 лет является предметом самых пристальных научных исследований, и на такие исследования имеется очень мощный социальный заказ.

Дело в том, что в мире до сих пор очень широко распространены социалистические идеи — не столько в бывших странах победившего социализма, сколько на Западе — там, где социализма во всей его красе пока что никогда не бывало. Социалистических убеждений придерживаются, как правило, очень милые, интеллигентные люди. Среди них много ученых и политиков. Они искренне желают добра всем и каждому, но, к сожалению, очень часто их усилия приводят к прямо противоположным результатам, потому что они не всегда понимают, что делают.

Так вот, одна из главных задач, которую они перед собой ставят, — это искоренение в обществе всякого социального неравенства. При этом очень большие надежды всегда возлагались именно на образование, в особенности — школьное. Считалось, что если дети высокооплачиваемых, хорошо образованных людей и дети низкооплачиваемых, необразованных людей будут иметь равный доступ к образованию, то это выравняет их шансы на жизненный успех. Практика, однако, показала, что этого, увы, не происходит. В среднем, дети образованных родителей неизменно становятся образованными людьми, а дети неучей остаются неучами.

Поэтому перед учеными встала очень важная задача: выяснить, от каких параметров, поддающихся государственному контролю, зависит успешность школьной учебы. Ведь как только такие параметры будут установлены, их можно будет избирательно «подкрутить» и добиться того, чтобы «плохие» школы с неблагополучным контингентом детей подтянулись и встали вровень с «хорошими» школами.

Ученые рьяно взялись за дело, и первое ошеломляющее открытие было сделано в 1966 году группой американских ученых во главе с профессором Джеймсом Коулманом. Это открытие заключается в том, что количество средств, выделяемых школе, никакого влияния на успешность учебы не оказывает.

Впоследствии этот результат многократно перепроверялся и уточнялся. Некоторым ученым удалось всё-таки обнаружить кое-какую зависимость успехов учеников от финансирования школы, но она оказалась настолько слабой, что не может служить основанием для каких-либо практических рекомендаций. Также не увенчались успехом попытки выявить какие-либо другие параметры, поддающиеся настройке, которые играли бы сколь-нибудь заметную роль. Ни улучшение методики преподавания, ни увеличение зарплаты учителя, ни повышение его квалификации, ни уменьшение количества учеников в классе, ни оснащение классов самыми современными пособиями — ничто не способно превратить неуспешного ученика в успешного. Все объективные факторы успеха совершенно явно лежат вне школы.

Отсюда следует однозначный вывод: эффективность школы как источника жизненно важных знаний и навыков практически равна нулю.

Об этом имеет смысл всегда помнить, если мы хотим реально чему-то научиться. В этом случае следует решительно отбросить все школьные представления об учебе, все вредные школьные привычки. О самой вредной из них я уже говорил. Она выражается формулой «Не знаешь — не делай, не умеешь — не берись». Следуя ей, мы с негодованием отвергаем всякую возможность заняться каким-либо практическим делом, если мы прежде не прошли специального обучения в особой обстановке, изолированной от всякой практики.

Хорошо известно, что вредные привычки — очень въедливые. Избавиться от них очень непросто. Однако лучше всего это получается, если вытеснить их другими, полезными привычками. Об этом мы будем говорить подробнее на следующих лекциях.

А сейчас — до свидания, до новой встречи.

 

 

Вопросы и комментарии

24 мая, 2021 - 00:06

Екатерина Старо...

Благодарю Вас, Леонид! Очень впечатляющий текст. Очень созвучный моим тихим неясно звучащим мыслям о школе. Спасибо за формулировки, за пищу для размышлений.