Чем больше ошибок, тем продуктивнее учеба

По части обучения правописанию школьная система не просто неэффективна, но прямо-таки до подлости несправедлива.

Всякий ребенок, едва научившись выводить буквы, уже по-своему грамотен. Когда ему хочется что-то написать, он просто пишет и не спрашивает, как правильно пишется то или иное слово. У него уже есть какая-то внутренняя интуитивная система правил, которой он более или менее придерживается. Иное дело, что его внутренние правила совершенно необязательно совпадают с официальными правилами, которые преподаются в школе.

Поэтому ему предстоит не столько учеба, сколько переучивание. И тут уж кому как повезет. У кого-то внутренние правила «закреплены» не очень прочно, или же они изначально оказываются довольно близки к школьным. Таким детям переучивание дается легко. Про них говорят, что они обладают врожденной грамотностью. В школе их неизменно хвалят и ставят пятерки по русскому языку. А у кого-то — всё наоборот.

Усиленная зубрежка правил орфографии толку не приносит. Во-первых, потому что когда человек пишет, он делает это как бы «на автомате» и ему не до того, чтобы вспоминать правила орфографии. А во-вторых, потому что ошибки дети делают самые «глупые», не регламентированные никакими официальными правилами. Они путают и пропускают буквы, не дописывают слова до конца, предлоги пишут вместе, а приставки — отдельно.

Тут важно подчеркнуть, что во врожденной грамотности нет личной заслуги ребенка, точно так же как в ее отсутствии нет его вины. Отсутствие врожденной грамотности — это есть чистое невезение, оно никак не связано с недостатком старательности или литературных способностей, как, впрочем, не указывает оно и на какую-либо дисфункцию мозга или на сниженность интеллекта. Неграмотность письма никак не мешает успешно осваивать все остальные науки, включая филологию и лингвистику. К тому же, нельзя не признать, что внутренние детские правила подчас более логичны, чем официальные. Требуется совершить насилие над здравым смыслом, чтобы написать, например, «его» вместо «ево», и не всякому это легко дается.

Для наглядности приведу еще несколько слов, написанных совершенно правильно, но не на великорусском языке, а на белорусском, в котором все слова принципиально пишутся так, как слышатся:

камп’ютар, працэсар, манiтор, праграма, машына, арфаграфiя

Чья вина, если угораздит ребенка с врожденной белорусской грамотностью родиться в России?

Однако школа не вдается в такие тонкости. Пишешь с ошибками — значит, ставим на тебя клеймо плохого ученика. А как с этим клеймом ты будешь жить дальше — не наша проблема. Ты почти обречен ненавидеть русский язык и всю жизнь будешь всячески увиливать, когда потребуется составить хотя бы короткий письменный текст; а уж если увильнуть никак не удастся — то писать самыми короткими фразами и наипростейшими словами.

Так, может быть, позволить писать детям как бог на душу положит, по их собственным «внутренним правилам» — чтобы не нанести ущерб их хрупкой самооценке и не отбить охоту к творчеству?

Такое мнение тоже существует, но не среди школьных учителей, а среди тех, кто начитался популярных книжек по психологии. При этом, правда, остается загадкой, каким образом ребенок, пишущий с массой ошибок, может со временем трансформироваться в грамотного взрослого.

Порочность школы заключается не в том, что она указывает ребенку на ошибки, а в том, что она использует ошибки лишь для того, чтобы разделить учеников на «плохих» и «хороших». Диктант написан, ошибки проверены, двойки поставлены, — и... все дружно переходят к изучению новой темы. Если ученик очень захочет, то теперь он теоретически может выучить назубок все слова, в которых сделал ошибку, с тем чтобы в следующий раз написать тот же диктант на пять с плюсом, — но этого следующего раза уже никогда не будет. Его новые знания останутся незамеченными и никоим образом не найдут отражения в классном журнале. Как двойка стояла, так она и будет стоять там во веки веков. Понятно, что если ученик при таких обстоятельствах и выполнит работу над ошибками, то исключительно формально. В школе, где занятия тридцати учеников осуществляются синхронно по заранее утвержденному плану, по-другому быть просто не может.

Другое дело — учеба в домашней обстановке. Здесь ошибки — это ценнейшее сырье, из которого, собственно, и получается знание. Для переработки ошибок можно придумать, наверное, массу хороших рецептов. Не претендуя на лучшее решение, расскажу, как это делается в нашей семье.

Как только ребенок переходит от переписывания к самостоятельному письму (см. предыдущую статью), я завожу для него специальную папку, которая, за неимением более подходящих слов, называется у нас «реестром». В идеале, в этот реестр должны попасть все ошибки правописания, которые он отныне будет делать на протяжении всей своей жизни (точнее, не сами ошибки, а то, что получается в результате их исправления).

Письменные работы детей я проверяю обычным, «школьным», образом — исправляя ошибки красной ручкой и делая пометки на полях. В задачу ребенка входит переписать на следующий день тот же самый текст еще раз начисто, а ошибки (в исправленном виде) внести в реестр, то есть выписать их отдельно на лист бумаги из той самой папки.

Иногда я прошу не просто пополнить реестр, но вдобавок еще и выучить весь список новых ошибок наизусть. Для этого ребенок прибегает к стандартному мнемоническому трюку, состоящему в том, чтобы мысленно сочинить какую-нибудь короткую нарочито-абсурдную историю, которая «опирается» как раз на слова, подлежащие запоминанию.

Частенько бывает, что, переписывая текст на чистовик, ребенок допускает еще несколько новых ошибок. Если таких ошибок слишком много, то работу надо переделать заново. Если ошибок оказывается приемлемое количество, то работа «принимается», при условии, конечно, что новые ошибки также вносятся в реестр.

Понятие «приемлемое количество ошибок» для каждого ребенка устанавливается индивидуально. Есть дети, которые поначалу в принципе не способны писать без ошибок, даже когда переписывают. Если планку установить слишком высоко, то они так и будут топтаться на месте, безуспешно пытаясь переписать начисто один и тот же текст по многу раз. Для определенности приведу «правило семи штрафных очков», которое я сам использую в качестве ориентира. Каждая ошибка «дает» два штрафных очка, каждая помарка — одно очко. Если на одну страницу приходится не более семи штрафных очков, то она «принимается».

Важным моментом является то, что тут нет ничего похожего на школьную систему оценок. Принципиально невозможно выполнить работу халтурно и, получив плохую отметку, как ни в чем не бывало перейти к следующему пункту программы. В данной системе предусмотрено только два различных «балла»: «единица» и «ноль», «принимается» — «не принимается», «годится» — «не годится». Всё, что «не годится», возвращается обратно на переделку. При этом таких абсурдных понятий, как «хороший» или «плохой» ученик, не существует и существовать не может.

Время от времени реестр подвергается основательной проработке. Делается это порциями по 30-100 слов. (Ради простоты, я буду называть отдельные записи реестра «словами», хотя на самом деле это могут быть и словосочетания и предложения). Ребенок наговаривает всю порцию на диктофон, а потом пишет диктант под свою собственную аудиозапись. Потом сверяется с оригиналом и исправляет ошибки. Если ошибок много (больше, скажем, чем 20%), то он пишет тот же самый диктант еще раз. Если ошибок мало, то он выучивает их наизусть с помощью мнемонического трюка, упомянутого выше. Как вариант, он может устроить себе дополнительный короткий диктант из своих новых ошибок — и, если потребуется, переписать его несколько раз, чтобы в конце концов все слова были написаны правильно. На следующий день для контроля нужно повторить полный диктант, состоящий из всей прорабатываемой порции.

Давайте прикинем, сколько слов в конце концов должно оказаться в реестре, чтобы ребенок выучился писать (почти) без орфографических ошибок. Известно, что активный словарный запас взрослого образованного человека составляет примерно 10 тысяч слов. Допустим, каждое десятое слово будет первоначально написано ребенком неправильно. Значит, конечный размер реестра составит одну тысячу слов. Это всего лишь десять порций по сто слов, каждую из которых при некоторой сноровке можно проработать за один час. Итого, на всю орфографию требуется только десять часов чистого времени!

Но, конечно, мы не учли, что в русском языке у одного слова может быть несколько форм, отличающихся окончаниями, и ошибки иногда приходятся как раз на окончания. Мы не учли, что ошибки могут произойти на «стыке» слов, например, когда стоит вопрос о слитном или раздельном написании частиц «не» и «ни». Кроме того, одного часа на проработку сотни слов при отсутствии должного опыта может оказаться недостаточно. Пусть мы просчитались на порядок, и на освоение орфографии нужно, не десять часов чистого времени, а сто. Но всё равно, сто часов, растянутые на несколько лет, — это очень и очень немного.

Разумеется, все слова, которые могут когда-либо пригодиться, таким образом не выучишь, но ведь в редких сомнительных случаях можно заглянуть в словарь или в справочник. Это только в школе туда нельзя заглядывать, а в обычной жизни никто этому не мешает.

Я пока не упоминал об орфографических правилах. В принципе, можно было бы обойтись и вовсе без них, но это было бы неразумно. Правила являются самыми лучшими мнемоническими приемами, которыми грех не воспользоваться. Если ребенок делает ошибку на какое-либо правило (например, пишет «машына»), то наступает самый подходящий момент, чтобы познакомить его с этим правилом (вместо «шы» всегда пишется «ши»), — при условии, конечно, что оно не слишком мудреное для его возраста. Впрочем, далеко не ко всякой ошибке можно подобрать правило, и когда ребенок пишет «кампютар», приходится прибегать к каким-нибудь другим мнемоническим трюкам или запоминать, что называется, «в лоб» (лучше всего для таких случаев знать хотя бы немножко английский язык).

Иное дело — грамматика. Без знаний грамматики обойтись невозможно. Она нужна хотя бы для того, чтобы понимать, что написано в справочнике Розенталя по правописанию и стилистике. О грамматике с ребенком можно говорить как бы между прочим — за ужином, стоя (или сидя) в очереди, в общественном транспорте. Тут же можно попросить ребенка просклонять какое-нибудь существительное или подобрать «совершенную» пару к какому-нибудь несовершенному глаголу. Письменные упражнения на грамматике тоже будут нелишни. Например, можно дать ребенку задание выписать из какого-либо текста все существительные и определить их падеж. Только надо при этом иметь в виду, что грамматика, — во всяком случае в том упрощенном виде, в каком она преподается в школе, — не всегда применима к реальным текстам и не у всякого существительного падеж определяется однозначно.

19.10.2013